Рассказ женщины, которая потеряла ребенка на позднем сроке и научилась с этим жить
Просмотров: 27698
В Красноярске родителям, потерявшим ребенка, помогают группы психологической поддержки
В мае 2018 года жизнь молодого кондитера Ольги разделилась на «до» и «после» — на позднем сроке она потеряла своего ребенка, которого носила под сердцем. Все случилось слишком внезапно: плохие анализы, госпитализация, операция, а дальше — длинный процесс привыкания к тому, что жизнь уже никогда не будет прежней.
Рассказывать о случившемся девушке по-прежнему непросто. Да и в целом тему перинатальной потери общество воспринимает в штыки, делая вид, что ее не существует. Но, как бы ни было сложно, приходит пора об этом поговорить. Мы решили поговорить с вами об этом сегодня. И попросили Ольгу рассказать ее историю.
Ольга Кузнецова, 30 лет:
— Я забеременела перед Новым 2018 годом, и так получилось, что к врачу попала не сразу. Новый год встречала в приподнятом настроении, была рада, что стану мамой, что у нас появится лялька. На длинных праздниках мы съездили к родственникам на поезде, а по приезде меня положили на сохранение в стационар. Но потом все шло хорошо, со стороны врачей претензий не было, я делала все, что они говорили: ходила к кардиологу, эндокринологу, принимала препараты и проходила все обследования. Врачи меня хвалили за то, что я набираю относительно небольшой вес при беременности, в общем, я не подозревала, что что-то может пойти не так.
На очередном приеме, уже на довольно позднем сроке, я сдаю очередные анализы, и в тот же день звонят из больницы и говорят: сдайте еще раз. Я сдала, меня направили к урологу. После результатов анализов мне позвонили из больницы и сказали, что нужно срочно ложиться в стационар. Взяли кровь, и выяснилось, что у меня серьезно воспалены почки и печень, хотя я никогда не болела ничем, что могло на это повлиять. Обнаружили сильно повышенный белок: представляете, если при белке 1,5 кладут в больницу, а у меня сначала был 5, а пока я доехала до больницы, пока взяли повторные анализы, выяснилось, что он уже 10!
Когда мне сделали УЗИ, выяснилось, что малышка очень маленькая — на 27-й неделе беременности она весит всего 370 грамм, а должна весить больше килограмма. Тут я уже поняла, что ничего не будет, хотя упрашивала врачей попробовать что-то сделать, но смысла в этом уже не было. Мне была показана операция.
Операцию проводили в перинатальном центре, мне выделили отдельную палату, чтобы я не лежала вместе с девушками, которым приносят их детей, и за это я очень благодарна. 28 мая в 6 вечера меня прооперировали. В больнице мне очень повезло с врачами. Я на тот момент еще не знала, кто у нас будет, мальчик или девочка. Перед операцией мне поставили укол в позвоночник, эпидуральную анестезию, я была в сознании. В операционной была тишина, хирург лишь изредка тихонько переговаривался с ассистенткой и медсестрами. Когда операция была почти закончена, я попросила врачей, чтобы они хотя бы сказали, кто это. Это была девочка.
А дальше ассистентка хирурга спросила у меня, хочу ли я, чтобы мне показали мою дочку. Я впала в ступор, не зная, нужно ли мне это. Тогда врач сказал: «Покажи, потом ей это будет нужно».
Мне показали малышку, а она была крошечная, как куколка. Весила всего 370 грамм, но уже было видно, что носик у нее как у мужа. Я представила ее уже взрослую, похожую на него. Но понимала, что это то, чего уже не будет.
После операции ко мне пришла врач детского отделения, пыталась успокоить, сказала: бывает. Потом ко мне пришла психолог, которая очень меня поддержала. Она честно спросила: ты хочешь, чтобы я с тобой говорила? Это очень важно, поскольку у нас в обществе не очень умеют поддерживать людей. Была неприятная ситуация с моей мамой, которая позвонила мне с племянницей, и они пели песни по телефону. Они поют песни для моего ребенка, а она уже в морге. Тогда я отстранилась от нее и доходчиво объяснила, что так делать не надо.
Временами в больнице мне было очень тяжело. Да, я не лежала в палате вместе с роженицами — позже меня перевели к другой девушке, у которой ребенок лежал в реанимации. Но я сталкивалась с ними в коридоре, а однажды была ситуация, которая полностью выбила меня из колеи. Я пришла, чтобы померить давление, а другие девушки рядом стояли в очередь на укол, и одна из девушек попросила меня присмотреть за ее ребенком. Я ответила ей отказом.
— Вам что, сложно, я буквально на минутку, — сказала она.
— Я не буду присматривать за вашим ребенком, — говорю ей я. — Я своего хороню, а за вашим буду смотреть? Вы в своем уме? Вы не видите что ли?
А у всех, кто родил, на руках были бирки. У всех, кроме меня. После этого уже в палате меня так колотило, мне пришлось сделать укол, чтобы успокоить.
Был еще один случай, когда я не смогла дозвониться мужу. Меня накрыло панической атакой и ощущением никчемности, что
я не могу никого защитить — ни себя саму, ни тех, кто рядом.
Похоронами малышки занимался муж, пока я лежала в больнице. Он отвез ее к себе в деревню, на родину, и похоронил рядом с прабабушкой и прадедушкой. Мне так было легче и комфортнее, там она всегда под присмотром. Думаю, мне было бы тяжело, если бы она была здесь. Муж забрал меня из больницы после похорон. Было ровно 9 дней. Позже мы придумали ей имя — Катя. Котенок.
После выписки я пришла в женскую консультацию, где очень равнодушно отнеслись к тому, что у меня произошло. Вяло пытались обвинить в том, что это я не заметила, но в основном разбирались между собой — это ведь ненормально, что беременность прервалась на таком позднем сроке. Выяснять, кто виноват, мне не хотелось — не было моральных сил на это, да и ребенка уже не вернуть.
Я поняла, что самое главное — не скрывать свои чувства. Если хочешь плакать — плачь. Я знаю, что такое потеря, я потеряла отца в 17 лет, поэтому мне известно, что эта боль не уходит никогда. Я плакала ночами, меня очень поддерживал муж, первые два месяца мы спали с ним крепко в обнимку, так мне было легче. И это была лучшая поддержка, которую он мог мне дать. В целом надо сказать, что муж меня очень поддерживал.
Было тяжело еще и потому, что я забеременела примерно в одно время со свояченницей. Когда она родила, меня накрыло волной переживаний. Меня поддерживала моя подруга, которая еще задолго до меня потеряла своего ребенка — понимала она меня как никто, и когда со мной все это случилось, она была беременна вторым ребенком, но все равно очень поддерживала, хотя я просила ее сильно не переживать, чтобы у нее все проходило хорошо. Я помню: в тот день, когда меня положили в больницу, я позвонила ей и мы с ней рыдали друг другу в трубку не меньше 15 минут.
Переживание нарастало и нарастало, я думала, что начала восстанавливаться, но легче не становилось. Было такое чувство, будто ты в пятницу очень сильно устал после рабочей недели. И было страшно, что все эти чувства никогда не уйдут, что не будет лучше. Я думала, что справлюсь сама.
Почти сразу после потери дочки узнала про фонд «Свет в руках», но решила начать с того, чтобы изучать сайт, посмотреть вебинар. Часовой вебинар от психолога я смотрела три недели: останавливала видео и плакала. Впервые записалась в группу поддержки фонда только через полгода. Там были другие девушки, которые тоже потеряли ребенка. Я смогла рассказать свою историю, плакала, но мне, на удивление, становилось легче. И я, поняла, как же это важно делить эти эмоции. Как важно пережить их вместе, помочь тому, кто тоже оказался в этой непростой ситуации. В группе поддержки мне помогли понять, как разговаривать с партнером и со своим окружением, дать понять, что они могут сказать что-то лишнее. Новый год я встречала с чувством, что все будет лучше.
Вторым тяжелым моментом была годовщина, 28 мая. Операция у меня выпала как раз на те дни, когда все вокруг начинало цвести, распускались листочки, вокруг гуляли мамочки — беременные или с детками, а я гуляла, потому что так сказал врач, чтобы не было спаек. И вот ты идешь, весь мир вокруг радуется, а тебе настолько плохо, что ничего не хочется. И спустя год это чувство начало возвращаться, мне опять становилось хуже, поэтому я пришла в группу поддержки во второй раз. И в этот раз почувствовала облегчение еще и потому, что уже я могла поддерживать других участниц.
Я сначала хотела забеременеть сразу: думала, так будет легче, что это будет продолжение той беременности, как будто это мне поможет доносить и родить этого же ребенка. Но нет, к этому нужно подготовиться. И осознать, что страшно будет, но с этим можно справляться.
Мне не нравится, что в таких ситуациях ты сталкиваешься с обесцениванием своей проблемы. Люди относятся к этому так: ну потеряли и потеряла. Но это что — смахнуть грязь с ботинка? Нет. Нужно пережить свою боль, принять ее, по большому счету нужно научиться жить заново.
Фонд «Свет в руках» — это первый в России фонд, который занимается вопросами профилактики младенческой смертности, является частью международного сообщества и помогает родителям пережить утрату ребенка во время беременности, родов или вскоре после них, а также проводит обучение медработников по взаимодействию с пациентами в ситуации перинатальной потери.
В Красноярске поддержкой в рамках фонда «Свет в руках» занимаются три психолога — один проводит индивидуальные консультации, еще двое — групповые.
Как рассказывает экзистенциальный психолог Наталья Горлова, группы поддержки в Красноярске работают с декабря 2017 года.
Но основная деятельность, конечно, направлена на работу с родителями. Группу поддержки посещают обычно 6–8 человек, но больше и не нужно, уверяют психологи. Специалисты подчеркивают, что группа поддержки подходит не всем, поэтому очень важно, чтобы оказавшиеся в сложной ситуации действительно поняли, что им это нужно. Кроме этого, с психологами фонда можно консультироваться онлайн, индивидуально и даже по переписке. Все это, разумеется, бесплатно.
В фонде «Свет в руках» помогают не только родителям, которые потеряли ребенка, но и бабушкам, и даже просто друзьям и коллегам, чтобы они могли правильно общаться и находить нужные слова для тех, кто попал в настолько тяжелую жизненную ситуацию.