"Врачевание – это ощущение больного"

 

 

 

Сегодня профессор руководит центром анестезиологии и реаниматологии краевого Центра охраны материнства и детства. Современная больница, новейшее оборудование, высококлассная аппаратура – для эффективной работы реаниматолога в перинатальном есть все. Но профессор убежден: техника не дает положительного результата в лечении, если врач не умеет сопереживать больному.

 

 

– Легенды придумываете вы – журналисты. Конечно, я не ощущаю и никогда не ощущал себя легендой. Может быть, пройдет 30 лет, и меня можно будет назвать легендой, но сейчас об этом говорить как-то неприлично. Мои учителя – профессор Вера Филипповна Гливенко, бывший проректор медицинского института, завкафедрой хирургии, профессор Владимир Львович Ваневский, академик Виктор Аркадьевич Михельсон, профессор Зиновий Соломонович Баркаган, доцент Раиса Георгиевна Алехина – вот это были легенды. Представители русской интеллигенции, поколение, которое повторить невозможно. Они не просто учили нас профессии, они учили жизни, отношению к людям. Я профессор уже много лет, но какой я профессор? Профессорами были они. И это не просто громкие слова, я в них вкладываю очень много. Время изменилось. Исчезло что-то, и я не могу понять – что. Причем это касается не только врачей, что-то происходит непонятное с нашим обществом. Его лечить надо.

 

 

– Более 50 лет работаю в своей специальности. Я, в общем-то, патриарх анестезиологии, был у истоков ее становления не только в Красноярске, но и в Советском Союзе. Но в медицинском институте оказался случайно. Моими любимыми предметами в школе были физика и математика. Планировал заняться точными науками. А моя мама была фармацевтом и очень хотела, чтобы я стал врачом. Она говорила: «Толя, ты должен стать врачом, и именно военным. Военная форма будет тебе к лицу». Мамину просьбу я выполнил – врачом стал, правда, не военным.

К окончанию института увлекся темой космоса. Тогда в Красноярске начинало развиваться такое направление, как биофизика, которое курировал профессор Иосиф Исаевич Гительзон (в последующем талантливый биофизик, академик). Цель была – создать замкнутую экологическую систему, обеспечивающую жизнедеятельность человека в космическом корабле. Работы велись под грифом «секретно». Занимались мы тем, что выращивали водоросль хлореллу. Идея была такая: в космическом корабле растут эти водоросли, потребляют углекислый газ, отдают кислород, а космонавты используют их в пищу. Водоросли эти богаты жирами, белками и углеводами. Я работал на биостанции в Миндерле, выращивал хлореллу и кормил ею телят. Время шло, и вот начал думать – а что я делаю, чем занимаюсь? А если у меня здесь ничего не получится и профессию врача забуду? С этими мыслями и завершил свою карьеру в космических технологиях.

Анестезиологию выбрал только потому, что в то время это была единственная врачебная специальность, где были хоть какие-то сложные приборы. Все остальные врачи кроме фонендоскопа ничем не пользовались…

Прошло 50 лет. Не жалею нисколько. Значит, так было нужно.

 

 

 

– Вопрос непростой. Перевооружение медицины в последние 25–30 лет, конечно, перевернуло психологию врача, и особенно анестезиолога, потому что в нашей сфере сосредоточено огромное количество аппаратуры. Новое оборудование – это, безусловно, хорошо, оно помогает нам грамотно диагностировать критические состояния у больных и своевременно применять правильные лечебные меры. Но у медали есть и другая сторона… Был такой выдающийся терапевт – профессор Василий Парменович Образцов. Про него говорили, что диагноз больному он может поставить по его походке. Таких врачей сейчас нет. Мои ученики, приходя к пациенту, сначала смотрят на монитор, а потом уже на человека. Но важно-то ощущение больного. Врачевание – это не только знания и мониторы, это ощущение больного. Наша специальность – априорная. Можно сколько угодно прочесть книг, получить массу информации, но, если ты больным не занимаешься, если ты его не ощущаешь, ничего хорошего не будет. А докторов, которые умеют чувствовать больного, все меньше. Я не хочу сказать, что у нас нет талантливых врачей. Есть и среди моих учеников, и они с достоинством несут крест своей профессии. И, безусловно, необходимо совершенствовать врачебные специальности с точки зрения оборудования, но за оборудованием важно не потерять больного.

- Поиск информации перестал быть проблемой. Возникла проблема другая: а как правильно воспользоваться знаниями, которые ты получил? И вот это не всем дано

 – Ощущению больного можно научить?

 

– Нет. Это дар. Это состояние души. Передать это невозможно. И я убежден, что не всем это дано.

Вот еще что важно. Каждый из нас передает так называемые флюиды. Они бывают теплые и холодные, положительные и отрицательные. И врачи при общении с пациентом тоже источают флюиды. Есть доктора, которые сделают все назначения, выпишут лекарства и осмотрят – все идеально. Но лечение не действует почему-то, больной не идет на поправку. Один хирург делает шов, у него послеоперационный период неизвестно как идет, а другой наложил – никаких проблем. Что это? Ведь оба все делают правильно. Значит, что-то передается такое, о чем мы не задумываемся и не знаем…

 

 

– Я думаю, вы сами можете ответить на этот вопрос. Идеальный вариант – грамотный врач, который прекрасно понимает, что и зачем назначает, сопереживающий пациенту. Сопереживание очень важно. Все как один говорят – хочу, чтобы врач меня выслушал. А когда формально осматривают, молча выписывают рецепт, – такое лечение не срабатывает. В каких-то сложных случаях я всегда пытаюсь представить себя на месте пациента, чтобы запустить механизм сопереживания, начать ощущать больного. Далеко не все врачи так делают.

 

 

– Врач рождается не за пять минут и даже не за пять лет. Он более-менее начинает соображать, проработав в больнице лет 15. Конечно, накопление знаний и информации – это важно. Но сегодня, владея компьютером, получить информацию нетрудно. А зная иностранные языки, из своего кабинета можно быть в курсе всего, что происходит в мире. Поиск информации перестал быть проблемой. Возникла проблема другая: а как правильно воспользоваться знаниями, которые ты получил? И вот это не всем дано. Есть люди, которые владеют множеством интересных сведений, но не хотят или не могут их отдавать. Без информационного багажа нельзя работать в медицине, но одного этого мало. Вот пример. Поступает очень трудный больной. Для его лечения можно применить какой-то очень сложный метод, но он требует массы энергии от врача, постоянного наблюдения за пациентом и т. д. Врач может написать такое заключение, что этот метод ему не подходит, и никто его ни в чем не обвинит. Можно просто уйти в сторону. А можно не уходить. И вот тут включается фактор сопереживания.

 

 

– У меня была возможность познакомиться с зарубежной медициной, в частности, с американской.Это серьезная медицина, я бы сказал, серьезное производство. Но без эмоций. Никаких сантиментов. Они совершенно другие люди, очень прагматичные. В этой системе есть и негатив, есть и позитив. Позитив в том, что, если вы желаете стать профессионалом в своей области в США, вы им станете. Никто мешать не будет. Американский врач понимает – чем выше его профессиональный уровень, тем больше будет зарплата. Впереди профессионализм, позади деньги. У нас сейчас наоборот. И это неверно.

Наши люди едут лечиться за границу не за добрым словом, а потому, что это совершенно другая идеология оказания медицинской помощи. Которая может привести к положительному результату там, где оказалась бессильной отечественная медицина.

Но и у нас уже появились высокотехнологичные центры оказания медицинской помощи, которые не отстают от западных. Мы делаем достаточно серьезные операции в кардио- и онкоцентрах, выхаживаем 500-граммовых младенцев в перинатальном. О таком раньше могли только мечтать.

 

 

– Было. Я об этом думал. Но здесь жила моя мама, и я не мог ее оставить. Ведь во времена СССР уехать за границу можно было только безвозвратно. Есть святые вещи, которые нельзя нарушать.

А своим ученикам сегодня я говорю: езжайте на стажировку за границу, получите уникальный опыт, станете профессионалами высокого уровня. Сейчас это все можно. Но энтузиазма особого не вижу. Почему? Загадка.

 

 

За спиной Анатолия Павловича в рамочке под стеклом – «Заповеди анестезиолога-реаниматолога». Их три: «нужны силы, чтобы делать свое собственное дело; смирение, чтобы не вторгаться в чужое, и мудрость, чтобы отличить одно от другого».

– Это касается не только моей специальности, это про жизнь в целом, – поясняет профессор.

 

– Я стараюсь. И ученики мои стараются. Медицина – это сообщество самых различных специалистов. И мы должны уметь уважать друг друга на границах. Не стоит переходить на чужую территорию, но и свою нужно уметь защитить. Вообще, граница – это некий символ нашей специальности. Анестезиологи-реаниматологи работают на грани. Случается, что пациенты уходят в мир иной через наши руки. Мы последняя инстанция. Представьте: поступает пациент после ДТП, состояние тяжелое, но он в сознании. Мы подключаем всякие наши машины к нему и выключаем сознание, а через пару суток он умирает. Вопрос: а мы имели право это делать? Может, он хотел что-то сказать своим близким, а мы лишили его этой возможности.

Один раз в жизни я сделал так. Работал еще в 20-й больнице, оперировали онкобольного, опухоль удалили, но она оказалась неоперабельной. Пациента поместили в палату, подключили аппарат искусственной вентиляции легких, человек в сознании. Просит бумагу и ручку. Пишет – «доктор, позвольте поговорить с сыном». Для этого, естественно, нужно убрать эндотрахеальную трубку, что грозит больному остановкой сердца. Я долго думал и принял решение вынуть трубку. Дал им ровно две минуты, вышел из палаты. О чем они говорили? Это их тайна. А через пять суток человек ушел из жизни.

 – Имеет ли врач моральное право вмешиваться в процесс ухода пациента на тот свет? Эвтаназия, на ваш взгляд, допустима?

 

– Если речь идет о неизлечимых заболеваниях, то – да. Зачем человека мучить? Мы не можем его спасти, но мы можем облегчить его судьбу. Он сможет попрощаться с родней и просто уснуть, а не корчиться в болевых судорогах. Но, на мой взгляд, в России такую процедуру вводить пока нельзя. Наше общество к этому еще не готово.

 

 

– Вы затронули очень больную тему. Мы, безусловно, пошли по правильному пути, начав заниматься такими малышами. Работаем в этом направлении всего три года, отслеживаем развитие таких ребятишек. Так вот, большая часть детей, рожденных с экстремально низкой массой тела, в последующем полноценно развивается. Но есть и другие детки. В этом смысле опасная зона – срок беременности 22–24 недели. Нам нужно очень грамотно оценить тот критический порог, где мы должны заниматься спасением, а где не стоит. Думаю, что через некоторое время этот вопрос будет серьезно обсуждаться. Сейчас же мы действуем в рамках законодательства – ребенка с массой тела больше 500 граммов спасать обязаны. А дальше произойти может все что угодно. И важно, чтобы родители были морально готовы, понимали всю степень ответственности. Вытянут ли они многолетний период реабилитации в случае каких-то проблем?

 

 

 

– Было время, когда гемостаз был моим главным увлечением в жизни. Моя докторская диссертация как раз посвящена этому направлению. Увлек меня этой темой Баркаган Зиновий Соломонович, один из лучших специалистов в области гемостаза в мире. В итоге я создал две лаборатории по гемостазу – в 20-й больнице и в перинатальном центре.

О сути. Некоторые думают, что главная задача системы гемостаза, или по-простому системы свертывания крови, – остановка кровотечения. Но нет. Основная функция этой системы – обеспечить текучесть крови, чтобы она была жидкая и хорошо циркулировала. Если кровь хорошо циркулирует, исправно доставляет кислород к тканям и органам, они отлично работают. То есть передвижение крови – это главный фактор жизнеспособности человеческого организма. И на контроле здесь система гемостаза. Если у вас возникают проблемы с гемостазом, значит, возникают все остальные проблемы.

Кровь течет по сосудам, но пока мы не умеем управлять сосудами. Если мы научимся делать сосуды гладкими в возрасте человека 70–80 лет, то причин для инфарктов не будет.

В молодом же возрасте причины инфаркта – это патология гемостаза. И тут есть возможность профилактики. Речь идет об аспирине. Пока нет более управляемых с точки зрения подбора дозировок препаратов, чем аспирин. Если такой препарат появится, мы продлим жизнь человеку. До этого времени – рекомендую всем, кто перешагнул 50-летний рубеж, принимать аспирин в микродозах, не более 50 мг в день. Лично я пью его уже 20 лет. Конечно, перед началом приема нужно оценить состояние желудочно-кишечного тракта. Чтобы проверить реакцию организма на препарат, нужно половину таблетки ввести в ротовую полость и прижать языком к щеке, подержать полминуты. Если есть неприятные ощущения – аспирин вам не показан.

Я не утверждаю, что аспирин – это стопроцентная гарантия долгой жизни. Но это действительно уменьшает вероятность развития инфаркта и инсульта.

 

 

– Учтите, на этот вопрос вам отвечает курильщик с 50-летним стажем. Влияют ли вредные привычки на продолжительность жизни? Безусловно, да. Но я думаю, что это не главный фактор. Главное – другое: то, сколько лет прожил ваш прадедушка, ваша бабушка, мама и папа. Обмануть природу вот тут невозможно. В вас заложен генотип. Если предки умирают достаточно рано, сигареты и стопки в руки брать нельзя категорически. Еще один ключевой фактор долголетия – наш мозг. Мы сами управляем своим здоровьем. Критический возраст для мужчины – 60 лет. Кто переживет эту дату, спокойно доживает до 70. 70 – еще одна серьезная вершина. И нужно все время себе повторять: все хорошо, все у меня отлично. Как только вы расслабитесь, все – организм потеряет ориентир. Я вижу своих приятелей, которые вышли на пенсию и сели на диван. Они стареют буквально по часам. Я себе расслабляться не позволяю: работа, ученики, молодежь… Никакого старения! Это моя позиция.

 

 

– Правда. В нашей специальности очень большой отток, не все выдерживают, у многих наступает выгорание. Остальные адаптируются. Человеческий организм может подстроиться под любые условия. Он так устроен. А кто остается в нашей специальности, со временем понимает, что это самая сложная, важная и удивительная сфера в медицине.